- Постой еще на минуту, - пропросил Лаэрт, хватая руку Джона призрачной рукой, - сейчас мы войдем туда. Но я хочу рассказать тебе о Китаре самое главное. То, чего духи не стали говорить, потому что не смогли понять ее поступок. Но твоя обезъянка сказала что каждый дух имеет свое место...
Я долго думал над всем этим, и на раскопки, а точнее, на поиски, приехал сюда неспроста. Про Китару мне было известно из хроник, и я решил проверить, вправду ли она такова, или же туземцы просто следуют фольклорной традиции в описании ее бесчинств. Я искал, кто и какая сила, и по какой причине усыпил ее, и что предстоит ей дальше.
Когда-то, по преданиям и по фактам моих раскопок, в том числе и в подвалах этого храма - да, я и до такого дошел, Джон, что лазал там как в собственном доме... Так вот, когда-то Китара была главной богиней в этом месте. Она ведала женщинами и их тайнами, браком и рождением детей, и не было живого существа, которое не советовалось бы с ней и не приносило бы ей богатые жертвы. Она была полновластна на всем участке вдоль реки до горного отрога, и справлялась со своим делом хорошо. Другие ее соседи ладили с ней, и дух реки, и дух горы, и дух Деревьев-На-Склоне, и другие духи. Но как это часто бывает, местные племена включили в свой пантеон и этих соседних духов, что было разумно и правильно, ибо в реке они купались и рыбачили, на гору восходили для охоты, под деревьями прятались от зноя. Китара, мудрая Мать, не возражала, и вот в ее храме появились божки, идолы, сначала подвластные ей, а потом и равные ей...
Лаэрт посмотрел на храм, потом на Джона.
- И этого она не потерпела. Она восхотела быть Единственной, Джон, а для духов это самое страшное, ибо так они становятся демонами. Ревность, ревность иссушила прежде благодатную почву ее разума, а ревность это безумие. Она восхотела Единственности, тогда как ни одному из духов этого не дано. И она восхотела изгнать всех прочих духов из своих пределов, и отомстить тем, кто поклонялся им. И материнское зерно, бывшее в ней, иссохло, цель заменилась средством, и вместо богини рода и брака она предстала богиней разврата и похоти, ибо эти свойства показались ей сильнее и ярче. И правда, ее культ обрел популярность, но я никогда не покажу никому ритуальные изображения того времени... Прочие духи сжались в маленькие комки, они страдали и голодали (ибо лишились всех жертв, которые теперь щедрым потком нарда и змеиных шкурок текли в казну Китары Единственной Вседозволяющей) - и наконец воззвали о справедливости. И получили Ответ. В тот день жертвенник Китары вдруг запылал огнем, и сгорел от этого огня, как кусок серы и с таким же смрадом, а сама она уснула, как думали, навеки. Оставшиеся ее поклонники сначала скрывались, боясь сами не зная чего, потом вышли наружу и продолжили культ, далеко не такой разухабистый и мерзкий, но по-прежнему посвященный богине властолюбивой и самовлюбленной. Она стала чем-то вроде идеала свободной женщины, знаешь как у нас на Материке такие всякие движения, плакаты и стачки... Ее служители все прибывали, и в это время в Суахару приехал я.
Лаэрт вздохнул.
- Я сказал тебе, Джон, что духи не понимали стремления Китары к единственности власти. Нормальный дух доволен своим местом и своим делом, как нормальный человек; и так же, как нормальный человек, нормальный дух не стремится стать демоном. Но почему-то люди могут понять, как это - хотеть быть единственным. Лучшим в своем роде, или единственно любимым, единственно желаемым или же лучше - единственным, кому все кругом обязаны и должны... После своей смерти я понял, что и духам, и людям равно дана свободная воля и они могут распоряжаться ей по своему усмотрению, но и духи, и люди, могут стать плохими, очень плохими. Некий Светоносец захотел Власти, и пал, как летучая звезда. Стоит нам отяготить себя подобным желанием, мы тоже упадем, ибо почва наша не более и не менее крепка, чем была почва небес под ногами первого из Ангелов, Денницы. Но это ты и так знаешь, а я просто тяну время, потому что мне тяжко рассказывать о том, о чем хочу рассказать теперь.
Из всех в этой пустыне я понимал Китару больше всех и больше всех походил на нее, даже больше жрецов, потомков ее детей. Потому что я сам, не зная того, служил ее мерзкому культу еще в далекой туманной Альбоне, откуда я родом. Я любил там девушку - нет, нельзя сказать "любил", ибо я лишь мучил ее своим желанием быть у нее единственным. Я жаждал, чтоб она видела во мне и сына, и отца, и божество, чтобы она дышала в такт со мною и не отступала ни на шаг от моих следов. Я хотел, чтобы она бросила все свои любимые дела и занялась.. нет, не моими делами, а всего лишь - исключительно - мною. Сначала она сносила мои бесчинства, обиды, ссоры и капризы, как само Небо терпело до времени мерзости Китары, потом уже бежала от меня, а я, ревнуя, все больше и больше мучил ее.
Лаэрт вытер слезы - они были настоящими и тяжело капали на сухую землю.
И вот однажды ночью я встал, подошел к окну и увидел, что над морем - а я жил тогда на побережье, полном тумана даже в полдень - серебрится луна, а под ней дорога, широкая, просторная, тихая. Я увидел корабли на рейде, огоньки их носовых фонарей и ровное, в такт медленному прибою, угасание и возгорание маяка. Я подумал, что неплохо бы уплыть с моей девушкой куда-нибудь на необитаемый остров, чтобы жить там вдвоем, и наслаждаться природой, и быть друг с другом вечно... Но тут в мысли мои словно врезался голос, или чувство, или прибой, даже не понять толком. "Безумец", - вот что против воли услышал я в молчании лунного сияния и в шепоте волн. Она не выдержит такой вечности, вот что пришло мне на ум, она твоя жертва, а ты палач, неужто ты хочешь чтобы ее мучения длились бесконечно? Она любила тебя, но ты растоптал золотое поле ее любви; она доверялась тебе, прилетала, как послушная птица, в твои руки, а ты обрезал ей крылья. Этого ли ты хотел? Ты хотел единственности, и пожрал ту, которую любил. Ты теперь остался сам с собой, и даже море не посылает тебе привета, ибо ты его не хочешь. Ты - сам себе пустыня и сам себе нестерпимый жар; оставь ее, безумец, пока ты не погубил ее и себя окончательно...
Я говорил эти слова как бы сам себе, по крайней мере мне кажется, что я слышал свой собственный голос, а может, было и не так: я не понял до сих пор.
Утром я встал, и пошел в корабельную контору, и купил там билет до Суахары. Я был Китарой и направлялся к Китаре, чтобы узнать о ней, хотя чтобы узнать о ней, я мог бы просто заглянуть в мою душу. Но я, ища замену своей страсти и своим воспоминаниям, зарывался в землю все глубже и узнавал все худшие вещи.
В конце концов жрецы с раскрашенными лицами поймали меня на месте раскопок. Обнаружилось все: и мое тайное прибежище, и камень, которым я прикрывал вырытую яму, и тоннель, который я прокопал под храмом, чтобы проникнуть в него. Меня судили недолго. Старшая жрица, измазанная краской, словно кровью, приняла решение - умилостивить богиню можно жертвой, но сейчас, учитывая тяжесть преступления - только человеческой. И меня принесли в жертву той, которая была самой страшной, и кровь моя, стекши по жертвеннику и ступеням, насытила ее и разбудила. Я и жрецы были виной тому, что Китара вернулась.
И потому я все еще дух, и я приставлен смотреть, чтобы Китара не делала зла, и заграждать ей путь, и говорить с теми, кто меня услышит. И я знаю, что если она будет побеждена, я стану свободным. Но я не знаю, будет ли это хоть когда-нибудь.
Теперь Китара всеми силами старается сделать все как прежде. Она гонит прочь других духов, а племена стравливает меж собой, и далает все то, что делала много веков назад. Она обрела силу, потому что нашла чье-то тело, в которое смогла вселиться: вот почему с прилетом группы археологов здесь все пошло наперекосяк. Я не знаю, в кого она вселилась, но это кто-то из них. И еще: Китара разборчива и самовлюбленна, и я почти уверен, что тело, которое она избрала для себя - женское.

<Предыдущий пост - глюк. Я просто запутался. Так что простите. Я с Джоном и Лаэртом>
Во время речи Лаэрта Мяуру стоял рядом и безжизненно и хрипло дышал. Лишь с его незакрывающейся с правой стороны пасти капала слюна, а морда выражала целый круговорот чувств - смятения, презрения, недоверия, грусти... Словно Мяуру что то не нравилось, но... Он понимал что ему ничего не изменить. Что не он тот, кто устанавливает правила игры... ЛЕв прокашлялся и спросил:
- Так мы что, стоим перед могилой Китары?
- Перед святилищем - не преминул ответить Лаэрт - богинь никто не хоронил, у них нет тел.
- Верно, верно. - Мяуру остановил Лаэрта движением ладони. - Но... - Жуткий взгляд льва прошёлся по каменной глыбе - почему там никого нет? И вообще. Зачем мы пришли сюда сейчас? Разве мы не должны были собраться с силами, подготовится? Это же безумие - бросаться лапы сошедшей с ума "духине" с полным набором силы! - Мяуру приподнял и опустил на место бровь. - К тому же, Китара должна была вселится в чьё то тело, ты сам говорил. - лев непонимающе опустил взгляд - Зачем мы здесь вообще?

<У меня тоже глюк. Исправила все предыдущие посты: пылесос убрала. Абзац из предыдущего поста переношу в этот>

Джон стоял с опущенной головой. Было жалко всех. Джон очень хотел быть на месте Лаэрта, но знал, что это не детские игры и прошлым не меняются, как школьники меняются завтраками. А храм был действительно пуст: живых там не было. И путники не решились сразу войти в него. Джон сказал льву:
- Дружище, это Дух Реки направил нас сюда... Но вы правы, она уже вселилась в кого-то, значит, мы опоздали. И видим только её следы: сушь и пустоту... Мяуру! Ваш амулет бесценнен, его сила уникальна. Духи слышат вас, с этой вещью вы для них - как яркая звезда! Созовём столько помощников, сколько сможем. Даже самый маленький дух станет сильнее, если поднимется на борьбу с Похитительницей. Лаэрт, Лаэрт, не плачьте... - Джон присел на корточки прямо перед призраком, заглядывая в его лицо и пытаясь дотронуться до него рукой, чтобы утешить. - Послушайте... Вы хороший. Хороший.

Кусьма поёжился...
Леопардица сделала ещё круг по столу и наконец остановилась напротив волчонка. Она вытянула вперёд маленькую лапу и когда Кусьма неуверенно взялся за неё - затянула его на стол.
- Священное племя - начала предводительница - этот юноша, пример того, что волки вернулись в наши места, наши молитвы не прошли даром, наши шаманы не зря проводили бессонные ночи у своих костров - наше время пришло. Я помню слова своего отца, он однажды сказал мне - когда я была совсем маленькой, что однажды в наши края придёт волчонок и наконец поставит на место злобных шакалов - это время пришло, этот волчонок перед вами. Я незнаю каким образом занесло его сюда, я не знаю его судьбы, но я твёрдо уверенна, что это именно он - наш спаситель. Вы все прекрасно знаете, что мой отец был великим шаманом, не один раз спасавшим наше племя от всяких бед, одним своим словом. Все помнят как он за несколько минут до великого пожара - спас всё племя, переправив его на другой берег Тапира - это помнят все. Он сказал, что нас спасут волки - они нас спасут! - леопардица замерла в центре стола, крепко сжимая лапу волчонка.

Пока Соня пыталась безуспешно ратсолкать ленящуюся Айру, к Ыргыру зашёл Вождь.
- Ну, друг шаман, и надымил же ты тут, - пожаловался вождь, отмахиваясь от дыма.
- Кыщыр разгневался, - грустно ответил Ыргыр, - та бессовестная волчица посмела усомниться в его могуществе. Великий Вождь, давайте её принесём в жертву, а? Давайте?
- Если ты сожгешь тут ещё пару твоих трав, то сам себя в жертву и принесешь, - Вождь закашлялся, - кхе... Ыргыр, слышал, леопарды кхе-кхе-кхе... это, леопарды волков обожествляют. Мол в давние времена волки жили в этих местах, кормили леопардов, заботились. Так вот, у нас тут аж целых два волка. Большую думаю лучше куда-нибудь спрятать, а вот маленькая нам сможет помочь.
Ыргыр забросил свои грустные воздыхания и уставился на Вождя.
- Так вот, - продолжил Великий Вождь, - маленькая волча скажет леопардам, что мы хорошие, и войны не будет. А, как идея?
- Великий Вождь, вы по праву велики, ещё раз в этом убеждаюсь.
- Ну вот и отличненько. Распорядись, пусть их накормят, напоят, обходятся как с божествами.... кхе... и проветри тут.

Лев угрюмо и задумчиво чертил посохом круги на песке, что то шепча себе под нос. Потом его шептание прешло в тихую спокойную речь.
Так уж получилось что многолетняя война наполнила сердца и закрепило души. Тихие спокойные духи, о чьём существовании не должен знать обычный разум были преобразованы тщаниями смертных в нечто, что заслуживает внимания. - Мяуру вычерил на песке круг. - Сила духов распалила привычные к мирским треволнениям разумы, заставляя всё больше извращатся в своём священном остроумии. Теперь сила везде. - Точно в центре круга лев изобразил круг поменьше. - Но сила имеет свойство стекать к двум типам существ. К тем, кому она не нужна. И к тем, кто её страстно желает. Вторые не заслуживают её. А первых - наша задача найти. - Большуй круг на две части разделила линия, не продолжающаяся внутри малого. - Духи, пристанище спокойно и величественно, как река. Фури, чьё знание достигает высочайших небес, а жизнь - тиха и умеренна. Пылкие сердца, отягощённые назойливым чувством правды и справедливости. Все они - наши союзники. - На песке появились полуокружности, огибающие кружок с двух сторон - Смысл в том что на нашей стороны безграничное море спокойной и миролюбивой силы. А на вражеской - огненная геена, не останавливающаяся ни перед чем. Но... Что победит? Безграничный океан или вулкан? - Речь льва становилаь всё более несвязной и туманной. - Помойму ответ на этот вопрос однозначен. Всего лишь три пути. И найти вместилище, готовое принять силу... Из-за внутренней, прекрасной слабости... Древность. Древность накапливает силу крупицами, зёрнышками, превращая в прекрасные, отлитые из золота шедевры... "Духи повсюду. Внутри нас" - да. И это тоже важно. Старания смертных и безразличность бессмертных. - Амулет на груди у мяуру на секунду загорелся странным огнём и тут же погас. - лев встрепенулся и глубоко вздохнув посмотрел на образовавшийся под ним рисунок. Затем перевёл взгляд на амулет. Угадывалось сходство. Мяуру со странным взглядом осмотрел Джона с Лаэртом и тихо хрипло произнёс:
- Ну что? Куда идём?

Лаэрт кивал на каждое слово Мяуру.
- Ты отлично сказал, - ответил он в конце, - а идем мы... Теперь мы все готовы, и идем мы в Святилище Страшной...

Солнечный свет был с ними до конца, проводил до самого порога. А внутри святилища его словно обрубили: сплошная, священная темнота начиналась сразу от входа.
- Тут ступеньки, - прошептал Лаэрт - призрачный шепот гораздо тише и непонятнее живого, - семь вниз, а потом вбок. Вы идите, я открою солнечный колодец...
Дух исчез, взмыв во тьму, вверх, и что-то сделал там. Мяуру и Джон, ощупью достигшие дна святилища, увидели, как наверху зажглась искра, потом превратилась в яркую щелку, а потом - в глаза им ударил круглый луч дневного света. Он осветил низ лестницы, лег по полу до стены - и на стене появилась яркая, сверкающая фреска.
Высокая, статная леопадица торжественно шла среди колосьев и речных волн. Из рук ее струились потоки воды, над головой высоко сияло алое солнце. Золото, немеркнущая лазурь и багрянец - вот какими были ее славные цвета.
- Это древняя, древняя Китара. Самая первая. Такой она была, пока не стала Страшной, - Лаэрт не смел влететь в луч света, качался рядом, - это самая первая Китара и самая лучшая, это истинная Китара, неиспорченная, неоскверненная ничем... Здесь есть надпись, по краю, и я знаю, о чем эта надпись. Здесь сказано: "Я вернусь". Не правда ли, страшное пророчество... в свете всего, что произошло потом. Это вход, придверье. Дальше солнечных колодцев уже не будет, и нам нужны факелы, они спрятаны вот здесь. Идемте, мы увидим вторую фреску и вторую, испорченную Китару, а потом - самое священное и самое жуткое - комнату с ее жертвенником.

Лев что то буркнул в ответ на слова Лаэрта, очень похожее на - "Ничего я не сказал" - и последовал за духом и живым.

Тёмные коридоры свтилища не произвели ровным счётом никакого впечатления на Мяуру. Тёмные, жуткие коридоры его глаз воспринимал серыми, отчётливо-ясными тонами. Красочная фреска на стене - лишь сухой информацией... К которой примешивалось появляющееся на границе мыслей чувство, о утраченной прекрасной силе. Не его чувство... Но льву было давно плевать. Его сердце, точнее самая его сердцевина отгородилось от того сумашествия, что происходило внутри, не пуская внутрь ничего. Как впрочем и не выпуская.
Вся душа фуря служило приёмником. А ему было всё равно.
Он лишь ставил себе цель. Уничтожить Китару. Не особо задумываясь зачем.

- Иди волчонок, твой путь отныне чист. - сказал шаман и впервые за много лет, до земли поклонился юной леопардице.
- А, разве меня не похитили? Разве я не заложник? - удивился волчонок.
- Конечно нет! Что ты! Тебе просто показали мир с другой его стороны – другой гранью. Мы – леопарды, уважаем и боготворим волчье племя и поэтому не можем позволить поступить плохо с волком.
Кусьма замер. На его лице было написано искреннее удивление.
- Но, я не знаю куда мне сейчас идти, где мои сёстры и все остальные. Я просто заблужусь в этой пустыне.
- Не бойся волчонок, мы тебя проводим, ибо ты единственное наше спасение от злобных шакалов. От их жестокости и глупости. Я вижу, что они готовят войну – шаман сделал паузу – ты должен не допустить этого.

Шакалы постарались на славу, устроив шикарнейший ужин волкам. Даже сам Великий Шаман леопардов не удостаивался столь прекрасного приёма. Соня неловко выглядывала из-за блюд с разнообразными фруктами, жареным крокодилом и рёбрашками антилоп. Айра же напротив особо не скромничала и заглатывала всё, что близко лежало. А когда близко лежащее заканчивалось - подвигала себе новое.
- Великий Вождь, глядите какая прожорливая, - нашёптывал шаман, - ест некрасиво, громко, давайте её спрячем, маленькая справится, давайте...
Вождь лишь лениво отмахивался лапой, кусая сочный ананас.
- Великий Вождь, - шаман вытер с себя ошмётки ананаса, - позвольте я принесу жука.
Вождь внезапно икнул, закашлялся, выпучил глаза.
- Ыргыр, ту что же, думаешь что...
- Да, да, да, - шаман так закивал головой, что казалось она непременно отвалится.
- Нет, повремени с жуком. Надо разобраться с шакалами...
Ыргыр обиженно запыхтел, но спорить не решился.

- Надеюсь, это не плохо, что мы здесь, - кашлянул Джон, жмурясь от пыли. В этой комнате всё было очень пыльным, ибо о хорошей Китаре никто не вспоминал. - Это была хорошая богиня, Лаэрт...
Вмиг по его загривку прошёл холодок - и показалось, будто позади стоит целое войско. Джон оглянулся, но увидел только друзей-соратников да темноту углов. И тут темнота словно ожила: призрачные лики заколыхались в ней, но не было понятно, добрые они или злые.

Через несколько минут, Кусьма, в сопровождении почти всего племени леопардов, поднялся на поверхность. Заходящее солнце, показалось волчонку, удивительно ярким - даже слепящим, поэтому он на несколько секунд зажмурился, стараясь снова привыкнуть к его свету.
- Доброй тебе дороги, серый! - еле слышно сказала юная леопардица, протягивая волчонку клык какого-то зверя, на толстом кожанном ремешке - Возьми его, он тебя защитит от злых духов - леопардица сделала паузу - от Китары он конечно не спасет, но от более мелких духов защитит надежно.
- Спасибо! - Кусьма поклонился.
- Тебе пора! За теми кустами, тебя уже ждет Керс, он доставит тебя к твоим родным.
Кусьма поклонился ещё раз и двинулся к кустам. За ними оказалась довольно широкая поляна, по середине которой лежало необычное существо, издали напоминающее леопарда, но с большими белыми крыльями и смешным хохолком на голове. Когда волчонок подошел ближе, существо лениво подняло голову и смотря куда-то вверх, буркнуло - Керс!
- Кус. - замешкавшись поздоровался Кусьма.
Существо закатило глаза, как будь-то пытаясь сосчитать невидимые звезды и задумчиво протянуло - Аа... Ну, да. Вроде так. Ладно садись на спину и так заболтались.

Мяуру прохрипел:
- А вот и долгожданные союзники... Или враги впрочем.
Лев приподнял яростный взгляд на приближающееся светящееся кольцо:
- Помнится, Джон, вы говорили, что мой амулет - что то вроде маяка. Есть идеи как зажечь огонь. Меня не прельщает столь напряжённая неизвестность. И взгляд Мяуру прошёлся по стенке мерцающих духов.

- Леопарды зло! - заявила Айра, внимательно жуя, и подняла вверх пластиковую вилку из набора НЗ, - темнота и убожество. Шакалы тоже та еще шайка, но хоть кормят. Вы заметили, какие они противные, когда передвигаются? И вообще, какого черта шакалы? Они даже не волки, так, мелочь двуногая.
Айра вонзила вилку в середину плода "папаса" - плотного, как картошка, но сладковатого и сухого, запеченного целиком в кожуре - и стала грызть его круглый бок.

--

- Не важно, - сказал Лаэрт в ответ на слова Мяуру, - пусть идут, это неважно. Если вы все посмотрели и запомнили, нам пора. Надо идти туда, где шакалы. Скоро там будет... самум...
Слова призрака были уверенными, а лицо его - нет. Он плавно развернулся и потек к выходу, озираясь на оставленное позади многорукое идолище Китары Злобствующей.