В этой части четвертичного сектора Станции Грегори местные синоптики всегда поддерживали зимнюю погоду. Были залы, в которых с потолка непрестанно сыпался снег. А были такие, где снег только-только устилал мерзлый синтетический грунт. Звезды, холодно мигающие в высоте, в широком обзорном окне, были здесь как нельзя кстати: холодная ночь ледяных планет или добрые праздничные дни зимней сердцевины: каждый вспоминал здесь то, что ему дорого.
У Деворы не было зимних воспоминаний. Она любила просто приходить под усыпанное звездами окно, скрипеть снежком, неподвижно стоять, ощущая рукой леденееющую сталь меча и чувствовать, как и сама постепенно стынешь. Сотрудники станции редко приходили сюда. Чаще всего они скучивались в Южной Четверти, где на выбор можно было посетить тропический пляж или амазонский лес, полный имитаторов живых животных и засаженный настоящими растениями. Что ни говори, это была отличная разрядка для усталых рабочих Станции Грегори, которая вот уже не одно поколение болталась седьмым спутником планеты Бухта Радости в звездном океане.
Дверь отошла в сторону почти беззвучно, но Девора услышала и обернулась. Это мог быть один из медведеподобных обитателей снеговых планет, они приходили сюда чуть ли не погреться. Или какой-нибудь Сибирник, эти вообще чаще всего зарывались в сугроб и сидели, как снеговики с глазами, по целым часам. А мог быть Хьюго Хиони, потому что Хьюго Хиони часто приходил сюда в это время, если не имел других дел.
Девора увидела высокую серую лохматую фигуру - так и есть, пожаловал Хьюго.
- Пораньше сегодня?
- Да, госпожа, - ответил Хиони, осторожно ступая по свежему снегу. - Принес закусить.
Девора повела плечами.
- Хьюго, ну пожалуйста, ну не надо "госпожа".
- Хорошо, Девора, - сказал Хиони, - ты уж извини, мне трудно приспособиться, все же это действует, - и он мельком показал на треугольный значок раба на форменной куртке. Руки и ноги, обрамленные серыми лохмами, далеко торчали из рукавов: на долговязом Хиони форма сидела плохо. Зато очки очень удобно расположились на длинном носу.
Хиони положил на снег бутерброды и уселся сам: никакой холод он не воспринимал. Открыл компьютер и принялся быстро высчитывать что-то, временами откусывая от булки.

Сначала на станции неодобрительно отнеслись к тому, что Девора общается с рабом. Но потом привыкли, тем более что знаки родовитости и знаки рабов были у многих, и если кому охота было почесать языки, то всегда было о чем, помимо скучной болтовни серого псоглавого раба и нелюдимой работницы автопогрузчика из сто тридцать восьмого порта. В конце концов, это было дело Деворы, на что разменивать дворянское достоинство. И никак не дело Станции Грегори. И не Космоальянса. И ничье вообще. Слишком много народу на станции. Слишком велик Космический Океан. И кажется, так мала в нем одна судьба.

Хиони уже был свободен от обязательной работы на сегодня. Он пришел в Зимний зал, чтобы лучше думалось, - ему хотелось на досуге поработать над любимой концепцией метаморфоза для космических кораблей. Он давно этим занимался, а Девора выражала крайнюю заинтересованность в деле. Хиони был рабом, принадлежащим Станции Грегори, но никто не мог запретить ему тратить личное время как он хочет.
В сущности, рабы мало чем отличались от свободных. Разве что получали поменьше, выходные имели реже - ну и еще не имели права отказываться от предлагаемой работы, и потому их часто посылали на опасные участки (к примеру, если где-то был метеоритный дождь или возникали неполадки в реакторе, неустранимые роботехникой). Опасные участки Хиони не пугали, а денег он получал больше многих вольных, так как был уникальным специалистом.
За многие годы не одна сотня социологических диссертаций была защищена на тему возможности рабства в технократическом Альянсе. И все время получалось, что почему-то это и выгодно, и никто не против. Рабами становились в нескольких случаях: либо от сиротства, когда необходимо было отработать средства, затраченные государством на воспитание и кормление сироты (примерно так и вышло у Хиони), либо попав в плен, либо будучи отловленным и проданным работорговцами. Последний случай считался незаконным, но государственная машина не слишком часто поворачивала безликий взор в сторону невольничьих рынков, и в Галактике было несколько процветающих планет-центров работорговли.
Прогнозы, что рабский труд нерентабелен, казались безосновательными. Стоимость каждого раба измерялась его квалификацией, так что хорошо обученный невольник сначала усердно работал на Альянс или частного хозяина, а затем, если ему удавалось выкупиться на свободу, платил еще одну большую сумму, с лихвой покрывавшую убытки от потери ценного сотрудника. Кроме того, зачастую вольноотпущенники все равно оставались на прежнем месте работы. Все, что не снижало эффективности работы (какой бы то ни было работы, от полевых работ и добычи ископаемых на поверхности планет до научных исследований до сортировки мусора на межзвездных станциях), вполне устраивало Альянс.
Частным рабам жилось менее свободно, но более комфортно. Семьи невольников и семьи свободных как бы "дружили", только одни прислуживали другим. Но это не мешало им, если у них были достаточно хорошие отношения, вместе выбираться на отдых или путешествовать для удовольствия. Были древние династии невольников, словно плющ обвивавшие родовые древа аристократов на протяжении веков и веков, и потомственный слуга с двадцатью поколениями предков ценился выше всех имений, кораблей или драгоценностей. И уж конечно ему бы в голову не пришло оставить хозяина.
Говорят, что рабство возродилось тогда, когда на заре космических открытий человечество столкнулось с негуманоидными расами (кстати сказать, именно это способствовало установлению технократического общества, когда управлять всей Галактикой стали не живые существа, а система, огромная сеть, имеющая равные директивы, законы и степени наказания исключительно для всех планет и живых существ). Когда человек нашел вне Земли каких-то других жителей, многих - очень странной физиологии и с чуждым мышлением, он, увы, повел себя как завоеватель. Многие стали завоевывать в ответ. За несколько веков межзвездных полетов (и в связи с изобретением Вспышек, то есть попросту порталов) все расы, национальности, планеты настолько смешались и перепутались, что рабство перестало казаться чем-то необычным. Феномен "Пестрой Галактики", как его называли исследователи, породил идею управляющей Сети, которой дали имя скандинавского божества ТОРа (Технический Организационный Реестр) - равнодушную и абсолютную систему власти галактического масштаба. Может быть, в ней было не все хорошо, но она больше всего устраивала и тех, и других, и третьих, и всех многочисленных обитателей Галактики, так как подходила всем и всех же в чем-то обижала - но не настолько, чтобы бунтовать.
Бунтовщики вообще-то были, но они скитались где-то на окраинах жилого Космоса и редко причиняли вред. К тому же карательные меры (отточенные клинки справедливости) были эффективны и безжалостны, и дисциплинарных проблем в Реестре почти не регистрировалось.
Девора была свободнорожденной аристократкой. Об этом свидетельствовал ее меч, изготовленный и носимый по традиции древних самураев.
Рабы и солдаты могли разрешать свои конфликты как им угодно, но, подобно тому как космокрейсеры сражались в бездонном небе лазерными лучами, свободные люди вступали в благородный поединок, используя старинное холодное оружие. Древние секреты и современные технологии делали возможности их шпаг, мечей и катан поистине удивительными.
Странный род занятий Деворы - автопогрузка - никак не вязался с ее кровным происхождением. Но тому была простая причина: Девора действительно была высокого, царского рода, то только род тот умер вместе с планетой, захваченной и почти погубленной. Кичиться было нечем, да Девора и не понимала тех, кто высоко задирал нос. В "Пестрой Галактике", разношерстном и разнохарактерном обществе это было, как она считала, просто глупостью.

Не прошло и трех минут, как в дверь шагнул тот, кто явно не считал, что его судьба мала - хотя бы и в масштабе галактики. Кто-то блистающий, сильный, величавый. Заискрились разноцветные ордена на сверкающей груди, вытянулись по швам могучие лапы. Гость качнул грифоньей головой и улыбнулся во весь клюв - ласково и покровительственно.
- Здравствуйте, - пророкотал он добродушно. - Надеюсь, не помешал.
Он еще немножко посверкал перед Деворой. Поклонился и серому Хиони: видать, треугольник на форме ни о чем не сказал красавцу-космонавту. Потом степенно сложил на груди руки и застыл, смотря на звезды.

"Сорокачетвертовый бриг под командованием", - подумала Девора, - "не меньше сорока четвертей, точно".
- Нисколько, - вежливо сказала она, - в эту часть рекреации редко заходят. Но здесь красиво.
Она показала на небольшой зимний сад, устроенный у стены.
Хиони в свою очередь встал, поклонился вошедшему и сел обратно. Монитор со своими расчетами он притушил и теперь смотрел на яркую заставку.

"Гронда" забрала последних двух участников своего полёта в Белое Кольцо со Станции Грегори. Вентен-Сарса и Харинке помахали Бартестру на прощание, люк закрылся, и "Гронда" покинула станцию. Остальные провожающие разошлись по делам, а у Бартестра был выходной. Он получил из автомата стакан кофе. Хорошо, что станция такая большая и так обустроена, что и на ней можно посетить уголок, похожий на знакомые места разных планет. Конечно, под настоящим весенним небом ему было бы сейчас приятнее всего. Но добираться сейчас до планеты... Бартестр встал над "колодцем" в пяти этажах станции и стал смотреть вниз, глотая понемногу кофе и решая. где провести свои следующие несколько часов.

Барон Жорж д'Ариньяк развалился на жалобно скрипящем стуле, выставив в проход огромные сапожищи. Последние несколько часов он провел в Станционной Закусочной №4, порядком надоедая всем, громогласными и нахальными выкриками в адрес других посетителей. С самым мрачным видом он поглощал подозрительную кислотно-малиновую жидкость и нетерпеливо подергивал пышные усы.
- Похоже на этой Станции даже пилоты мусоровозов не требуются, - думал д'Ариньяк гневно, но слегка расфокусированно, озираясь по сторонам.
Утром он получил отказ с последнего возможного для него места работы, водитель грузового судна ближних перевозок. После чего, с самым решительным видом завалился в Закусочную.

- Вы что-то сказали? - раздался над ухом барона самоуверенный голос.
Напротив д'Ариньяка очутился белый волк в армейской куртке, сверлщящий барона неприятным взглядом.
- Я комендант этого сектора, ясно? У меня все приучены за базар отвечать.
Волк немного выдвинул меч из ножен. Вокруг замаячили хмельные усмешки.

Барон замер, недобро уставившись на свой стакан.
- Видимо все кроме тебя, приятель, - прорычал он, - сейчас я это исправлю.
Он резко вскочил и, опрокинув стол, без предупреждения набросился на волка.

- В сторону, девочки, - крикнул волк своим соратникам, ринувшимся было на помощь.
Он молниеносно парировал атаку и сам пошел в наступление. Его палаш сверкал чистым золотом, но был тверже стали и ясно зазвенел об оружие барона. Белый волк сразу же сделал ложный финт, - видимо, он привык брать на обманки.

На багровой физиономии барона проскользнула довольная ухмылка, он яростно ринулся на волка, размахивая шпагой.
Казалось, он еле держится на ногах, тем не менее, удары отбивал четко, сам намеревался сбить противника с ног и делал вид, что не замечает обманок.
Барон сражался беспорядочно, не используя никаких особых приемов. Следом за серией ударов в коменданта полетел стул.

- Очень красиво, - с удовольствием и важностью пробасил посетитель. - А я сюда зашел вот, снеговичка слепить. Простите, сэр, что спрашиваю. Но скажите, что у вас за знак? Я такого ранга не знаю.

Бартестр увидел, что в стороне закусочной №4 прохожие стали останавливаться, даже услышал некоторый шум. Он вытащил свою камеру, покрутил колёсико приближения, и всё стало ясно. Там вспыхнул поединок!
"Стоило друзьям улететь, как тут началась драка! Харинке говорит, что комендант этого сектора отлично владеет клинком. Вот теперь и я смогу увидеть, как он им работает..." Бартестр сам не умел фехтовать, но его улетевшие товарищи не пропускали ни одного сражения на территории станции, хотя мирный Вентен-Сарса в большинстве случаев удерживал Харинке от участия в них.

Белый волк со злобой посмотрел на свою опустошенную руку: брошенный стул выбил из нее оружие. Волк дрожал от негодования, от того, что все видели его позор. Кто-то уже хихикал.
- Я припомню тебе это! - воскликнул комендант, круто развернулся к дверям, подобрав свой палаш.
В дверях он столкнулся с Бартестром, но не извинился и гневно вышел.
- Ты видать первый день на станции, и уже обидел коменданта Фредера, - засмеялась рысь в форме пилота, - Ха-ха, это конечно зря. Ну да ладно. Ты с какого сектора, чудак?

---

Девора удивленно поглядела на незнакомца и негромко сказала:
- Значок невольника Станции Грегори. Ранг... скажем так, невысок...
- Это еще как сказать, - улыбнулся Хиони, но тут же потупился обратно в свою заставку.
"Откуда бы он - из колоний? Где ж такого простого не знают?"
Девора вздохнула. Хиони не стремился выкупиться, утверждая, что пока не видит в этом цели. Это было предметом их частого спора.

Величавый гость глупо моргнул.
- Невольника?! - спросил он, и голос его всклокотал. - Да разве бывает рабство? Неужели?..
Он очень растерялся и даже перестал сверкать перед Деворой.
- Слушайте, добрый сэр, вот что, у меня есть деньги; точнее, у меня их даже очень много. Можно мне выкупить вас? Это разрешено? Понимаете, я десятки лет жил... мм... на разных кораблях, и все у нас там были свободные...
Похоже, он правда был очень потрясен, и словно бы даже проснулся. Снежок выкатился из его рук и упал в пушистый сугроб.

- Вот а я что говорю, - тихо пробормотала Девора.
- Мне вроде бы так привычнее, добрый господин, - сказал Хиони, - Государство воспитало меня, а я отдал ему долг. Не знаю, чем я буду лучше на свободе.
- Он решил, что без нужды выкупаться не будет, - проворчала Девора, - и упрямится, и упрямится.
- Да, ведь я все равно пока тут и буду работать. Будет нужно - заплачу, денег я достаточно накопил, - объяснил Хиони, - здесь много тех, кто заплатить не могут, вот им помогите, если непременно хотите помочь. Только ведь их много.
- Хиони тоже помог нескольким, - кивнула Девора на потупившегося Хиони.
- Они болели, - сказал он, оправдываясь, - там просто выхода не было. А почему вы спрашиваете про рабство, добрый господин?
- Из колоний вы что ли, с вашими свободными кораблями, - вставила свою догадку Девора, - у нас испокон веку на это никто не удивляется. Да если и рассудить, чего на это удивляться? Куда от этого денешься-то, от рабства?