- Эгей! - позвал Родриго, цепляясь за трясущуюся шаткую ограду, и сунул нос в темноту за сараем. - Ты тут, нет? О, кажется, уже сидит.

Кому были адресованы эти слова, ясно стало почти сразу.
Рядом зашевелилось, потом засипело. Хлопнули крылья, и на лиса с гепардом сверкнули золотые орлиные глаза - впрочем, тут же погасли в темноте. Сама темнота словно распрямилась, встала на ноги и стала осязаема, так что Родриго даже отступил, маня руками, а вслед за ним отступил и Николас, потому что навстречу им вышел огромный темно-красный волк, кажущийся еще больше и выше из-за орла на плече. Теперь казалось удивительным, как волк умещался за хлипким сараем, и вовсе было непонятным, как он в него войдет.

- Здравствуйте, святой отец, - сказал волк.
Он исподлобья посмотрел на Николаса, уловил кивок Родриго и протянул юноше лапу.
- Мачете.

Честное слово.... волк кирпичного цвета был просто испалином по сравнению с ним. Николас, даже задумался стоит ли протягивать руку гиганту. Конечно, по виду можно было понять, что волк настоен не враждебно, но армейская дедовщина оставляла неприятные воспоминания, врочем, как и в армии, все со временем проходит.

Гепард проятнул руку. Лапа волка жестко сжала ее. "Крепкое пожатие" подумал Николас.

- Николас Прайс, очень приятно познакомиться.

Больше всего на свете Николас боялся сглупить, что всегда приследовало его, когда он представился офицерам в армии, когда представлялся родителям своей подружки, которая уже перестала писать ему письма в армию. Но по его мнению, встреча с гигантом прошла гораздо лучше и без придирок.

- Это Гранд Кака Неро, - сказал Мачете, показывая Николасу неподвижно смотрящего орла.

- Так проходят дни, - пророкотало сзади. Мигель тоже вышел в теплый черный сумрак и прислонился к стене сарая, - кукуруза скоро готова будет, но еще раньше взойдет луна. Пришел твой подопечный, Родриго? Ах ты, а кукурузины только три! Ничего, разделим! Посмотрите-ка, вон она, луна.

Сияя лимонным боком, над домом Кукурбиты всходил огромный, пятнистый, очень ровный круг. Мигель вздохнул, почесал загривок.
- В такие вечера хочется петь, да только песни все не те. Я бы и сам написал, но сейчас не могу. Чтобы писать такие песни, нужно пьяное сердце, амигос.
Но все же он запел, словно цикады были его музыкой.

По светом луны четверка друзей -
Укрыты во мгле.
Мы и луна - что-то вроде гостей
На этой земле.

Светит она на все без разбора
Чтоб видели мы
Как выступают сельва и горы
Из бархатной тьмы.

- У нас тут вообще-то чисто всегда... - бормотал Родриго, путаясь у вошедших гостей под ногами с веником в лапе. - Это пгосто ветгом все сдуло, да.
Но гости и не думали разглядывать мусор на полу, а Мигель пел, и вскоре лис и веник образовали прямо-таки танцевальный дуэт. Немногочисленные стулья в количестве двух штук приходилось оттаскивать к стенам, когда святой отец почти налетал на них задом.

Мигель взял в партнеры стул, стал тяжело подтанцовывать и пыхтя петь вовсе какую-то белиберду:

Ветром задуло и свечи и лампы,
Кружится вальс до утра.
Веники в лапы, слушайтесь папы:
Ужинать всем нам пора.

Впрочем, ужинать действительно было пора: из-под крышки ведра полз сладковатый запах. Кукуруза была поделена по-честному; третий стул был сооружен из ящика, а Мачете уселся на пол в углу.
- Что, Николас, нормально у нас? - спросил чавкающий редактор.

Николас проглостил пережеванную пищу и согласно кивнул.

- угу...

Почему-то ему казалось, что он задержиться тут надолго. В свете тускловатых ламп компания, из четырех фуррей и одного орла, смортрелась как какая то загадочная картина.

- Тогда надо рассказать тебе все подробно, - дикобраз отодвинул тарелку. Он вытащил и ласково положил на стол черные металлические пластинки.
- Это гранки нашей газеты, - объяснил он, - вот то, что мы делаем. Ты сам, может быть, знаешь, что есть только две газеты, которые до сих пор имеют право выходить: "Эль Кондор" и "Новости Доброго Дня", ты сам знаешь, что наш город называется Добрый День... Доброго Дня!.. Все это давно стало враньем. Я сам работал вторым редактором "Эль Кондора", пока не настало такое время, что нужно было обменять свою душу на корочку пиццы. Вот тогда и появились на стенах объявления о розыске нас с Родриго. С тех пор мы бываем там же, где журналисты продажных газет, да только пишем мы правду. "Эль Кондор"! - Мигель так взмахнул лапой, что орел пошевелился, - Что стало с тобой? Твой голос уходит во тьму. Пока его слушают, но это не навсегда.
Он помолчал, переглянулся с Родриго и сказал, тяжело выговаривая слова:
- И нам стал нужен охранник. Тот, кто понимает, что дело наше - безнадежное, и именно поэтому, возможно, у нас что-то получится. Ты смотришь на Мачете? Он не охранник, он ходит к святому отцу, но работать на нас он не может...
- Работаю на Госпожу Смерть, - гулко сказал Мачете из своего угла и положил голову на лапы.
- И он наш гость. Тебе же мы предлагаем работу. Ты сам видел: вода, повседневные заботы, а если случится драка, то и драка.
Мигель улыбнулся. подмигнул и показал, что правый клык отсутствует.
- Видишь, всякое бывает!.. Родриго, амиго, тащи снимки, давай покажем, что мы за сегодня сделали.

Родриго принес несколько плотных желтоватых листов, и на острой морде лиса играла улыбка. На листах Николас увидел лица, небо, улицы, толпу, фурей, что-то пестрое, что-то яркое, и всё это было коричневое, рыжее, охристое.
- Это сепия, - пояснил Родриго деловито и не без гордости, собирая свои фотографии по одной обратно в пакет. - На такой выдегжке любым кондогцам слабо. Видишь, почти пготив солнца? А я сумел.

Николас рассмотрел листки и согластно кивнул....
- да действительно очень хорошо .

Он протянул хи лису. Потом повернулся к дикобразу.
- Мигель. А что тут у вас происходит?. Почему все эти фурри приветсвуют его? - Николас укозал на льва стоящего на балконе над толпой фуррей. - Он что спаситель какой-то?

- Спаситель! - сказал дикобраз так спокойно, что это показалось неестественным, - да. Он из тех, кто думает, что никогда не умрет. Да, он вознесся до неба.
Мигель замолчал, глядя на желтую фотографию. Казалось, из снимка бьет свет - тот свет, что убивает в пустыне.
- Он взял в свои руки весь Мехур. Это было несколько лет назад. Как просто, Николас! Иногда по ночам я просыпаюсь - и мне хочется кусать локти, - дикобраз показал колючую руку, - от того, какими же мы были дураками!
Я сам писал статьи о новом Освободителе, который принесет счастье измученной стране. О том, кто понимает народ, потому что сам вышел из простых рабочих. Так он говорил.
Рядом с ним всегда стоит Эфа - боевая подруга и советчица, добрая покровительница сирот и бедных - тех самых, кто продолжает умирать в грязных госпиталях и на заплеванных улицах, как и несколько лет назад - змея!
Эта Эфа проникла в сердце каждого, и принесла с собой великую ложь.
Иногда я не знаю, кого больше бояться - ее или этого излюдя.
Она, она научила его, где нужно пустить слезу, где - ударить себя в грудь, где - швырнуть народу пару монет или кусков хлеба.
Все хуже, чем можно предположить, Николас. Ты идешь по улице, смотришь на наше яркое солнце, поешь под нашим светлым небом - а страна умирает, как обреченное животное.
Сердца всех находятся в одной жадной лапе, и любовь народа искренняя. За эти годы я вдруг понял старые легенды о племенах, поклонявшихся морскому змею или дракону.
Так и у нас теперь. Он пришел тогда, когда все ждали настоящего спасения, и подсунул нам подделку.
Он развел гражданскую войну, обокрал богатых, обманул бедных, наделал долгов, сделал так, что на Материке над нами и смеются, и ужасаются нам - и до сих пор правит нами, и до сих пор делает все, чтобы делать это подольше. Он купил газеты и радио, он платит адвокатам и покупает наряды и драгоценности для своей змеи.
Спаситель! Да! разве вы не знаете, что бывает с теми, кто вознесся до неба? Разве вы не знаете, как погибают те, кто мнит себя бессмертным? разве вы не знаете, как легко ошибиться гордому зверю? Он ошибся, он думает, что никогда не умрет.

Родриго покачал головой, посмотрел на пятнистое, точно в кляксах туши, лицо Николаса, тихо вылез из-за стола и направился в свой угол. Там он протер тряпочкой стекло красного фонаря, потому что ему нечего было прибавить к словам друга.
- Мигель говогит чистейшую пгавду. - Лис чихнул. Несколько снимков со стены сорвалось, и они упали ему под ноги, будто рассыпался карточный домик. - Вот, это всё из-за Наваггы! Ума не пгиложу, как туда эта дугацкая фотогафия затесалась, я его не фотогафиговал сегодня... и вообще... еще фотогафиговать его не хватало...
За одной строптивой фотокарточкой, улетевшей особенно далеко, Родриго заполз под стол, везя по землистой пыли черным подолом и большим хвостом, отчего-то щедро испачканным в копоти.
Родриго любил прибираться. Точнее, это входило в его обычаи - вот так хлопотать и возиться, орудуя тряпочкой, или веником, или метлой. Однако при всей деятельности домовитого священника сарай самым непостижимым, загадочным образом оставался лишь грязным шатким сараем и никак не тянул на нечто сколько-нибудь приличное, как бы Родриго ни кряхтел от усердия, как бы ни чихал от пыли.

- Ах да! На остальных снимках-то было... это, - просопело под столом. Это лис пытался перевести тему, - у Фгагиля Гайядо сегодня был день гождения.
Родриго не мог нормально, внятно рассказать, что Фрагиль Райядо - почетный гражданин Доброго Дня, хотя сегодня этого никто не помнит; что он очень храбрый и сражался на войне, что он видел горных ягуаров и даже пел их песни! Родриго не мог всего этого сказать, а потому только вздохнул и высунулся из-под стола вместе с фотографией, с которой сияли доблестные тигриные глаза.
- Он пгавда очень хогоший. С утга весь Добгый День собгался на площади, а мы и все остальные ногмальные звеги пошли к Фгагилю. Такой пгаздник был! Фуги добгые!.. Ой... Хоп! - Родриго метко насадил свою широкополую шляпу на гвоздь в стене и остался этим очень доволен. - Завтгашний выпуск будет и пго Фгагиля.

- Я понимаю твои слова Мигель. Когда-то и мне приходилось вербовать новобранцев для службы в армии, говоря, что "Вы станите защитниками родины, долг зовет" но это не было моей родиной до конца. Я не понимал, что толкало меня делать эти глдупые ободрающие речи. Сам я не дослужил до чинов капитана.

Николас потер затылок.

- Я простой солдат... пушечное мясо. Меня пустили в рассход. И, когда я это понял, я стал мечтать как можно скорее покинуть армию. Хоть она и была моим последним пристанищем. Даже к семье я бы не вернулся. Они изгнали меня. В моей семье все были чертовски преданы вере в бога. - Гепард закатил глаза и развело руками. - Но вилдя мое отрицание, они просто вышибли меня из дома.

- я бы мог остаться там на службе продолжать военную карьеру. Но и там воздух пропитался ложью обманом и пустыми надеждами. Потому я предпочел уход. Но теперь я оборачиваюсь назад и вспоминаю свою семью, друзей ... и офицеров, которые меня били за то, что я однажды потерял автомат.

Николас невольно поморщился, потирая спину.

- Я бы рассказал свою историю прошлого, но врядли кого-то она заинтересует. - Он повернулся к мрачному Мачете. - Ну а ты Дюк... расскажи о себе.

- Пришел к отцу Родриго, - сказал красный волк, - с гор. Там селения. Жили вместе. Пас овец. Хорошо было. Отец Родриго приезжал, много рассказывал, читал интересно. Потом пришел другой, принес Безглазую Смерть. Стало не до овец. Бегал вслед за Безглазой Смертью, сам умирал. Сейчас тоже. Стреляю, метяю ножи. Много платят, хватает на Смерть. Платят многие, в Добром Дне много тех, кто враг и видит врага. Когда приду к Родриго, Безглазая Смерть остается за дверями. Когда выйду - снова со мной. Здесь как поле, как раньше.
- Ты про орла скажи, - толкнул Мигель.
- Гранд Кака Неро раньше воровал ягнят, я прикормил. Везде со мной.
- Так Дюк Долорес Фредерико Кучилио Мачете и ходит к нам, а где ночует, мы не знаем, - сообщил Мигель.
- Раньше в подвалах, теперь есть дом. Дом Филиппо Рочеса, он кормит меня, как я кормил Гранд Кака Неро.
- Отец Родриго...
- Отец Родриго говорит со мной, - сказал Мачете и шевельнулся.