Шли они пешком, потому что Лайна и Норман, щедро сея вокруг себя чипы, фантики и беспорядочные крики, сдернули с устрашающей скоростью в неизвестном направлении, не то поняв, как взломать все охранные системы Дубстона, не то вспомнив, что где-то на углу Сорок пятой авеню десять лет назад продавали самого-самого тупого Человека-Паука. И то, и другое, судя по воплям, было очень важно и одинаково вероятно; как бы то ни было, они без особых церемоний вытряхнули всю банду прямо на запорошенный пустырь, попрощались самым спешным и идиотским образом, а именно проорав в лица всем, кто оказался поближе, чушь на непонятном языке, и улетучились в мгновение ока. После их исчезновения стало очень тихо и спокойно, и все, порядком заспанные (многим удалось вздремнуть, пока ехали), двинулись в предрассветной серой мгле так, чтобы городской скайлайн оставался за спиной.

Робертс держал Ричарда за руку, здесь же полушутливо-победно вышагивал Митян; Буба то маячил сзади, то исчезал, как будто сам не мог решить, с народом он пока или хочет продолжить свою антивещистскую миссию в одиночку; а верный Билл ничем не морочился, был тут и ни на шаг не отходил от ребят.
Первый свет солнца запутался и зачах в суровом тумане, наползшем неизвестно откуда (из-за далекой Трассы?), поэтому они с трудом нашли забор, и проход в нем, и едва углядели свет бочки, и чудом не пропустили обжитой командой Айлин сарай с нахлобученным листом железа вместо крыши, который в непрерывно плывущем тумане выглядел так, словно бы спешил куда-то по своим делам. Они собирались прийти тихо, но когда увидели Пола, зачем-то стали ему кричать всякую ерунду, потому что очень ему обрадовались.

День с трудом могла скрыть волнение, ведь они попадут на настоящие съемки в прямой эфир, посмотрят своими глазами на настоящую студию изнутри. К тому же, она до сих пор не придумала, что же такое сказать сразу всем. И тортов чтобы радовать грустных до сих пор не достали и бутеров с сыром тоже.
После возни с пропусками и Барриной выходки, которую День приняла за чистую монету и чуть не кинулась спасать охранника, компания бунтарей попала в просторный холл. Всё нутро студии оказалось оформлено сине-зеленых тонах. Архитектор, творивший ее облик, явно хотел изобразить современное царство стекла и металла, а возможно именно так он представлял изумрудный город своего века. Полупрозрачная плитка, покрывала пол причудливым узором, но люди прошлого не знали, а люди будущего уже могли не узнать в этом узоре переплетения старинных кинопленок. Вдоль стен аккуратные рядочки стульев, круглые столы со стопкой журналов и вазой конфет и на каждом, регистратура, а дальше бесконечные двери лифтов с указателями корпусов.
Для многочисленных сотрудников студия явно не выглядела сказочным изумрудным царством. Будничная живая рабочая суета тут же захватила всю компанию своим бурным течением. С Бобом уже разговаривал энергичный усатый человек. И очень скоро все услышали громогласное объявление "в 1037 корпус G8, эфир через 15 минут! Нормальненько как раз!".
Не успели толком оглядеться, а времени оказалось в обрез. Пробежали ряды лифтов, поехали куда-то вниз на минус седьмой этаж, дальше длинные коридоры, еще один лифт. Суета, обрывки рабочих разговоров. За полуприкрытыми дверями стена, завешанная мерцающими экранами, День насчитала не меньше десяти. Таблички "Регистрация событий", "Громко не хихикать". Из другой двери очень вдохновенный бас вещал:
- Нет ваши био-йогурты и пони не то! Современному зрителю нужны прогрессивные идеи, понимаете! Новые впечатления! Ну например...
Что действительно нужно зрителям так никто и не узнал, потому что компания свернула за угол и оказалась наконец-то перед раздвижными дверьми с табличкой 1037, за которыми и должна была свершиться судьба. Там в небольшом зале мигали лампочками несколько камер, подвешенных к потолку на разной высоте, одна передвижная камера стояла на полу. Все они были направлены на огороженный зеленым полотном и освещенный прожекторами угол. Там уже стояли стулья, пара кожаных кресел и столик с минералкой.
Почти всё было готово, казалось, спешка осталась позади, можно занять места, собраться с мыслями и приготовиться. Но в это время двери распахнулись, и на компанию, ослепляя светом многочисленных лампочек, как в страшном сне стало надвигаться зеркало очень внушительных размеров. Из-за зеркала выскочил гример, невысокий молодой человек, излишне ухоженный, сверкая кольцами в проколотых бровях, с наверченной какой-то несуразной прической, которая его очень портила. С собой он принес ноутбук и раздвижной кейс, который за секунду превратился в разноцветную лабораторию тюбиков, флаконов, расчесок и таинственных инструментов.
- Тридцать седьмая так что тут? Агрессивный стиль? Ток-шоу? Найди любовь? Как не знаешь, у тебя всегда все внепланово! - выкрикивал человек с прической, и День не сразу догадалась, что кричит он не им, а в переговорное устройство, закрепленное на воротник.
Надо признаться на минуту гример озадачился. Слишком пестрая компания предстала перед ним, какие-то певцы-музыканты, не поймешь, в какую категорию отнести. Казалось, что люди валялись в канаве за студией, но любой стиль имеет право на жизнь, и молодой человек энергично застучал пальцами по клавиатуре, составляя план действий.
- Так кто лидер группы? В кого красить будем? - гример направился было к Фоксу с омолаживающей программой, но передумал, и вопросительно посмотрел сперва на Ишкуду, потом на Барри.

Фокс, хмурясь одним глазом, посмотрел на свое отражение и в восторг не пришёл. Посмотрел на гримера, ужаснулся еще больше и попытался тихонько переместиться за спины остальных, чтобы не угодить под омолаживающую программу. Отступая, толкнул локтем стойку, рассеяно поймал её и обнаружил на ней микрофон. Матово-серый тяжелый микрофон с тонкой стальной полосой, сияющей, казалось, чистым белым светом. В нём, пусть выключенном, было больше смысла, чем в пудре, и Фокс попытался шёпотом прорепетировать свою речь, уткнувшись усами в его сетку.

- Чтооооо, - вдруг взревел он, понимая, какая чушь выходит, что задвигает он какие-то никому не нужные претензии, а претензиями еще никто никому не помог. А ну к чёрту! Столько хороших людей в этом городе, а он их грузить будет? Да ну! Прожужжала молния чехла, блеснули шестью звездочками колки, и даже не подключившись, и поэтому едва слышно, он, пытаясь собраться с мыслями, заиграл в плохо освещенном углу, за всеми спинами старую-старую песню про бродягу, у которого нет ничего, кроме дороги, а в дороге - попутчиков. Ничего кроме бара, а в баре - друзей. Ничего кроме гитары и крепких башмаков, доставшихся по дружбе. Ничего, кроме целого мира вокруг. Разве мало?

Они сами тоже богатств не нажили, но тем, что есть, готовы поделиться, а если кому-то нужна помощь - готовы помочь, о чем еще стоит говорить?

- Длинное Ухо, слушай! - важно и вежливо сказал Ишкуда прежде, чем достать пимак и присоединиться к своему другу.

Ночь метнула взгляд туда и сюда и, мягко обойдя гримера, оказалась перед длинным пультом, координирующим трансляции. Он был не сложнее и уж точно не новее, чем новомодные звуковые и видеосистемы в доме ее родителей, так что Ночь какое-то время думала, а потом пробежалась длинными пальцами по светящимся панелям и направила песню в прямой утренний эфир. Переговорное устройство на стене недоуменно спросило: "Аппаратная?", а потом замолчало: не иначе, как там решили, что в студии виднее, чем начинать программу дня.

- Живы! Как? Что?... Вот молодцы!!!!
Пол, взъерошенный от ветра, засмеялся и радостно закричал в ответ и развел руки. Оказалось, что в правой руке у него - смычок, в левой - скрипка. Никакую Айлин ночью будить он и не думал, равно как и ребят: так и простоял на часах сам, без возражений (и даже со странной радостью) предвидя взбучку, смотря на странные звезды нового мира, а потом - на белую зарю. Теперь он задумал играть побудку, даже если все и так уже проснулись от криков.
Так что Пол зажмурился, улыбнулся и положил смычок на струны. Первые ноты были похожи на зов трубы, такие же тонкие, щемящие и легкие. Они взлетели вверх, перегоняя друг друга, как жаворонки, и опустились на маленький лагерь, затихая.
Митян замер, вскинув голову.
А мелодия полилась дальше - она стлалась, как утренний туман, выплывала на верх холмов и приникала к странной траве. Так было недолго, потому что Пол мотнул головой, ударил по струнам - и началась плясовая. Игривый и бойкий танец запрыгал вверх и вниз, и Митян, попытавшись ухватить за руки кого поближе, запрыгал тоже.

- Еще бы выпивка сама собой появилась, так ваще, - заметил Педро, поругиваясь между фразами. - Из чего, кандыр-бандыр, гнать будем? Лично у меня - так в ...пу последняя. Я не отдам.

Фокс далеко не сразу заметил, что трансляция началась, а когда понял - ужасно стушевался, но песню всё же закончил.

- Спасибо, мой друг, - поклонился он Ишкуде. - Здравствуйте, - сказал он наконец в камеру, ужасно волнуясь. Фокс поправил гитару на плече и это немножко прибавило ему уверенности. Освещение было слишком ярким, било по глазам.

- Доброе утро всем.

Стало даже как-то жарко. Он откинул волосы со лба. Не слишком твёрдой рукой подключил шнур, тронул струны. Гитара отозвалась мягко и с одобрением.

- Быть может мы с вами уже встречались. Я играл для вас на углу Либерти и Джонсон, у центра развлечений и в Крим-парке. Играл я вроде бы для вас, но на самом деле, сидел и думал о вас всякую фигню. Простите меня.

Он и сам не замечал, как тихонько играл перебором, подстраиваясь под произносимые слова - так было проще.

- Пожалуйста, простите - я смотрел на вас, играл для вас, а видел только себя. Но сегодня я встретил удивительных людей и подумал, что так нельзя.

Перебор закончился одобрительной нотой и сменил тональность - Фокс импровизировал, даже не задумываясь. Вроде бы недавно ему хотелось обвинить зрителей в куче вещей - в любви к вещам и деньгам, хотелось "раскрыть глаза", "ткнуть носом", а сейчас всё это говорить совсем расхотелось.

- Это простые люди, такие же, как вы. Кого-то вы могли запросто встретить в монорельсе, в лифте, в магазине. А кто-то впервые в нашем городе. Все разные, да не чужие. Эти люди - они не могут пройти мимо чужого горя. Как не прошёл бы любой из вас, я уверен. Но вы думаете - да кому нужна помощь, вроде у всех вокруг всё окей? Или думаете - да что я умею, кому нужна такая помощь? Но это не так! Вы можете помочь! И это нужно! И это радостно. Сами увидите! Мы вам покажем. Вот прямо сейчас, прямо здесь и прямо сами. Ребята, да идите же сюда! ...и гримера тащите, чего уж там, - неожиданно сам для себя засмеялся он, не переставая наигрывать всё динамичнее.

Вымотанной Айлин ничего не снилось, но первые звуки скрипки показались ей взмахами меча, который вспарывает тяжелый чёрный занавес, а за ним - тепло и солнечно. С полминуты она путалась и барахталась в этой бархатной темноте, а затем занавес окончательно рухнул, и Айлин села. Потянулась, с трудом соображая - зачем музыка, чего все скачут вокруг, и почему тянет костром вместо запаха кофе из автокофеварки. Но не прошло и пары минут, как Пол уже получил нагоняй за дежурство, а сама она получила нагоняй от Ричарда, который явно переживал за лапу Дэйка больше, чем сам койот, скакавший, как ни в чем не бывало, уворачиваясь от Митяна и тыкаясь в Ричарда.
- Ребят, а вы отуда? А где Лайна? - Решилась Айлин нарушить мелодичную гармонию утра какими-то вопросами, а затем вспомнила и о гостеприимстве, - ...ведь все будут кофе?

Ричард силился что-то рассказать Митяну о Дэйке, но от такого танца лишь стучали зубы.

- Здравствуйте, - улыбнулся Мрачный Джимми стилисту и пожал ему руку. - Меня зовут Гораций. Рад встрече. Я в некотором роде ваш коллега, и мне ужасно интересно поглядеть, как вы работаете. Но сейчас, к сожалению, вряд ли для этого время - лучше нам быть такими, какие мы есть.
Барри подвалил с какими-то явными своими целями, посоветовал молодому человеку "Крась стену вон" и долго вынюхивал что-то в тюбиках и щетках.
- Одеколон есть? - спросил он наконец угрожающим шепотом.
- Так зачем для съемок-то, - возразил Мрачный Джимми.
- Да ну и черт с вами. Опосля, слышь, малой, сделай меня красивым. Чтоб я как культурный джентельмен.
- Барри, а ты это... придумал, что говорить будешь?
- Нихрена.
- Я тоже...
Заслышав песню, а затем и речь, Барри повернул голову и долго смотрел на Фокса серьезными и внимательными глазами, слушая скорее перебор, чем слова. Мрачный Джимми пролез к Ночи и торчал вместе с нею из-за пульта. Он переглядывался с Ночью, что-то тихо говорил ей, и, кажется, слова Фокса его очень тронули.
- Ну прям ентрепренер, стервец, - пробормотал Барри с гордостью, подбоченясь фертом и зачем-то приставая к гримеру. - Он всегда любил порисоваться, наш старик. Теперь даже не пойму, где мы, черт возьми - на детском утреннике или в богадельне? Ишь как языком чешет. Уж я-то удивительный, сам на себя не надивлюсь. Не знаю, как мимо горя, а мимо чужого добра точно не пройду. Ладно, айда позориться, удивительные волшебные люди мистера Фокса. Ей, красавчик. Присоединяйся, есть тост.

Когда Фокс позвал, он почти сразу услышал ответ, потому что к его бегущей мелодии прибавился новый голос, насмешливый и сильный. Жарь, старик, говорили гремящие струны, и энергия ловко влилась в музыку, поддерживая тонкую игру Фокса. А через несколько секунд высоко и чисто запела концертина, по звучанию похожая на быструю чудаковатую скрипку, - маленькая гармошка, которая когда-то аккомпанировала лишь комическим куплетам, но потом, оказавшись в руках одного странного парикмахера, вдруг воскричала о любви, героизме и вере.

Спустя мгновение в прямом утреннем эфире пели уже три гитары, пимак и концертина, к ребятам присоединилась День, добавив не очень чистое, но веселое, простое и старательное брямканье, какое иногда можно услышать в компании подростков возле подъезда, в подземных переходах или парках. Девчонка хотела было полезть к гримеру и накраситься в что-нибудь такооое, но слишком быстро стало не до того, она только успела жестами показать Ночи, что пустить песню сразу в эфир - это супер-клево придумано.

Гример, который представился как Родерик, хоть сейчас готов был вывалить перед коллегой все недра гримерского кейса и секреты мастерства, а из Барри сделать нечто совершенно неповторимое и уникальное, обновить, разнообразить образ и даже переодеть, если бы съемки не грянули раньше времени. Родерик был человеком увлеченным своей работой, может быть даже чересчур. Он конечно огорчился, узнав, что остальные не хотят быстренько подмахнуть даже простой макияж, как повар, приготовивший великолепный десерт, не мог бы остаться равнодушным, если гости к нему не притронулись, пусть причиной этому было даже наводнение. Но поздно и не к месту было доказывать волнующимся перед прямым эфиром артистам, что они могут получиться на экране не достаточно яркими.
- Тридцать седьмая экспериментальное музыкальное ток-шоу "найди себя", - поспешно и невпопад определил гример в переговорное устройство, которое по всей видимости настойчиво требовало теперь пояснений. - Лидер вашей группы очень оригинально работает в эфире, даже странно, что я ни разу не видел вас на ежегодной премии Дубстон Голд Вэйв, - как мог поддержал гример разговор с Барри, по-своему поняв слова артиста.
Приглашение поучаствовать в съемках было принято со всей серьезностью и знанием дела, какое-то время Родерик придирчиво творил что-то со своим лицом и прической перед зеркалом. После чего, дождавшись, как ему казалось, подходящего момента, возник рядом с остальными и поздоровался, сверкая в камеру и на ребят немного деланной улыбкой, как принято в ток-шоу.

"Ну вы даёте! Вот так грянуть! Мы же даже не репетировали!" - было написано на лице у изумленного и что там говорить - счастливого Фокса, который не играл джемов уже много-много лет. И уже забыл, каково это - милая несыгранность. Кто-то отстаёт и не замечает, кто-то сбился, засмеялся и ждёт момента, чтобы снова вступить. Игра для удовольствия, дружеский хаос и заразительная неразбериха. Позабыв про речь он затеял перекличку с концертиной, которую прежде видел лишь на картинках, и, перекинувшись десятком проигрышей, поклонился Мрачному Джимми, не переставая играть. Эх, сюда бы еще пусть простенькие барабаны!
Вдруг стало совершенно очевидным, что вот так и надо играть в парке, большой яркой толпой - кто во что горазд. Ловить прохожих, и если кто на чём умеет - велеть скорей бежать домой за трубой или чего у него там, и присоединяться. А не киснуть над сольной мелодией, пуская её вслед прохожим. И не запираться в полутемных барах.

- Во, - сказал он в камеру, - видите? Какие ребята, разве не чудо? Мы все хотим, чтобы ваш день сегодня начался радостно.

Где-то на фоне радости от такой внезапной сплоченности, которой не было в разговорах, но которая так ярко сверкнула, стоило лишь начать играть - на этом фоне что-то шевельнулось. Маленький тёмный росточек, ощущение, что он делает что-то не так, что нужно по-другому, что жизнь не мультик о героях. Но Фокс никак не мог вспомнить, почему так нельзя и продолжал говорить то, что хотелось. Иначе уже не получалось.

- Я знаю, музыкой не решить проблем. Случается всякое и если у вас беда, если вам нужна помощь, если несправедливость, зло, любая шляпа - пожалуйста, позвоните нам! Или если вы знаете кого-то, кому нужна помощь! Мы все разные, и если у вас самый запущенный случай, и вас похитил дракон, может статься, у кого-то даже завалялся и меч…- поспешно добавил он не ясно для чего, улыбнувшись каким-то своим мыслям.

- Как тут что, Родерик, дружище? - шепнул он через плечо. - Можно как-нибудь телефон студии показать, да обратную связь наладить?

Пока налаживали связь, Мрачный Джимми вдруг преисполнился нечеловеческой отваги и попросил микрофон. Он тоже решил сказать речь! Взор его сверкнул огнем, он бесстрашно выступил вперед и распрямил спину, словно ей приходилось держать тяжелые доспехи, словно позади развевался потрепанный в странствиях плащ. Он поднял глаза и встретил бездонный взгляд камеры не моргнув, не дрогнув. Он был смел и прекрасен.
Все ждали, что он заговорит. Но он почему-то молчал. Камера снимала лицо, лицо смотрело в камеру, и больше ничего не происходило. Спокойное, ясное, безмятежное лицо Мрачного Джимми смотрело на зрителей с невысказанным сочувствием, не издавая ни звука.
Шел прямой эфир, тикало время, где-то люди бегали, шумели, где-то ехали машины и звонили телефоны. В тысяча тридцать седьмой стояла гробовая тишина.
Вселенская грусть разлилась во взгляде Мрачного Джимми. Он закаменел, совершенно прирос к микрофону и никак не мог (или не догадывался) хотя бы уйти со своего неудавшегося ораторского места, а теперь ко всему прочему еще и медленно становился сине-зеленым.

Барри, который, стоя позади всех, развлекался карточными фокусами и обращал мало внимания на происходящее, вдруг сложил колоду, громко сообщил: "Я отлить... тьфу это, в уборную" - и, тихо топая в тишине, вышел в дверь. Он явно старался быть безупречно вежливым, раз уж это показывают по телевизору.

На всех экранах страны над головой безмолвствующего Мрачного Джимми замигала яркая надпись «Звоните прямо сейчас!», побежали строчки с номерами телефонов. Связь была налажена, вот-вот должны были посыпаться звонки. Но пока они не сыпались, День, сообразив затруднения Джимми, попыталась сгладить ситуацию и влезла в камеру с большим энтузиазмом. Девчонка была в полном восторге, ведь прямо сейчас их всех показывают по телевизору, и сыграли так неслабо, и мистер Фокс ну просто жжет. Она продолжила побрямкивать на гитаре, чтобы было веселее.
- Всем хай! Как жизнь! Дорогие телезрители! – речь заготовить она так и не успела. - Пока мы ждем ваших звонков, хочу передать всем приветы! Мам, пап привет!! Привет бабуль, надеюсь, ты телек уже включила!! Привет моим сестрёнкам Эмми, Полли, Бобби! Привет братишкам! Конан и Алан, привет! Народ прикиньте, нас тут по ящику показывают! Привет тётя Маргарет, тётя Пегги! Ой, а можно еще, я быстренько! Еще хочу передать привет всем моим одноклассникам! Всем друзьям! Лили, Одри, Тина, Кайл, Флечер! Кисель, Гвоздь, Стив, Лётчик, Труба, Мадлин, Луиза, Марко, Рассел, Бадди! Привет! Всем пацанам с Северняка! Ой еще привет Лину, Эшли, Натэниэлу, Рут, Никки, миссис Моулд, миссис Минди, мистеру Терстону, Кочерге, Лемюэлю! Народу из Гаража, хотя у них нет ящика, но все равно! Всему составу группы «Черные лампочки»! Ребят жгите! Салли, Лысый, Шнурок, Оливая, Мелл, Игнатиус, Ларри, Огастин, ребята с семнадцатой, сам приветы! Народ, вы такие клевые! Еще потусим! Привет Лорэн, Эйлин, Мейбл, Зелёнке, Квасу, Келли, Шелби, Орвиллу, Кулаку! Вообще все-всем-всем приветы, ребята!
Камера с одинаковым равнодушием отправляла в эфир и молчащего Джимми и бесконечные приветы День. Удивленный такой необычной работой группы гример изо всех сил улыбался и иногда махал рукой.

- Материал?
- Из ёлки, что ли.
Пожав плечами, Барри не поморщась хлопнул бутылочку гримерского одеколона и продолжил лениво осматривать полки ломбарда. Даа, ломбард это такая штука... Ни черта за семьсот лет не изменилось, только барахло другое. И мужик как встарь живой принимает, чтоб вестимо цену занижать, когда оно надобно.
Человек за прилавком кончил осматривать гитару и поднял глаза на Барри.
- Двести тридцать. В очень подержанном состоянии.
- Да почти новая, мужик. Ёлка же ж. Хоть щас беги играй на ней.
Человек подумал.
- Двести пятьдесят.
- Да ты красавчик, лапа! - обрадовался Барри. Гитару забрали. - Прощай, малышка.
- Оплату на какую карту переводить?
- Ща... - Барри послюнил стилос и написал номер карты Фокса, который тогда, в "Сове", запомнил нарочно. Старикан денежки приспособит, надеялся Барри, пусть хошь сам лечится, хошь нищим помогает, хошь че. Да и за штаны должен остался. Барри долги отдать хотел, какие успеет.
- Ботинки еще. Тоже новые почти.
Барри снял ботинки, остался босиком. Всё равно уже, до Брэнда и босиком дойти можно.
Человек за прилавком очень удивился, увидев ботинки. Он много вещей перевидал, но этот материал... и как они были сделаны. Такого он еще не видел. Звонил директору, долго расписывал, советовался. Барри даже напрягся, что многовато шума наделал с этими ботинками. Но в конце концов угомонились и перевели на карту Фокса еще семьсот. Итого тыща получилась. Нормально. Барри послал воздушный поцелуй, развернулся и выполз на улицу.